Владыка-композитор

Интервью с митрополитом Волоколамским Иларионом (Алфеевым)

– Расскажите, пожалуйста, немного о себе. Как учащийся Консерватории стал монахом, священник – доктором богословия в Оксфорде, а епископ – представителем Православия перед Евросоюзом?

В монахи я ушел по призванию. В 15 лет я решил посвятить жизнь Церкви, хотя и продолжал учиться музыке – сначала в Гнесинской специальной школе у В.Б.Довганя, а затем в Московской консерватории у А.А.Николаева. Уже поступая в консерваторию, знал, что не буду ее заканчивать. Но поскольку в советское время не принимали в духовную семинарию раньше 18 лет, а фактически – раньше окончания военной службы, то мне пришлось сначала окончить школу, поучиться в консерватории и отслужить армию, а потом уж расстаться с музыкой. Расставание было безболезненным, и я не предполагал, что когда-нибудь вернусь к активной музыкальной деятельности.

Монашество я принял в 20-летнем возрасте, был рукоположен в священный сан, служил на приходах, потом преподавал в Московской духовной семинарии. В 1993 году Русская Церковь направила меня на стажировку в Оксфорд. Там я учился у епископа (ныне митрополита) Диоклийского Каллиста, известного на Западе православного богослова, написал под его руководством докторскую диссертацию. По возвращении в Москву шесть лет работал в ОВЦС, затем решением Святейшего Патриарха и Священного Синода был избран на архиерейское служение. И вот уже шесть лет служу в Европе, представляя Московский Патриархат при Евросоюзе.

– Значимым культурным событием стал выход Вашей композиции «Страсти по Матфею». Епископ-композитор – явление, кажется, не имевшее прецедентов? Как рождалось это произведение? Как рождалась музыка для Всенощной, Божественной Литургии?

Прецеденты есть: например, Владыка Ионафан, ныне архиепископ Тульчинский и Брацлавский. Из дореволюционных композиторов известно имя архиепископа Никанора. Все они – авторы церковной музыки, т.е. музыки для богослужения. Написанные мною «Литургия» и «Всенощное бдение» тоже предназначены для богослужения. Я написал «Литургию» очень быстро, за десять дней, на одном дыхании. Причем значительная часть музыки была написана в аэропортах и самолетах (например, «Блаженны» – в аэропорту Шереметьево, «Святый Боже» в самолете Москва-Будапешт, великая и сугубая ектении в женевском аэропорту).

Музыкальное вдохновение посетило меня неожиданно, после почти двадцатилетнего перерыва, и в самый неподходящий момент – в разгар сезона командировок. Впрочем, мое расписание в любом случае не оставляет пауз для посещения Музы, поэтому ей, видимо, после долгого ожидания ничего не оставалось, как вторгнуться в мою жизнь по собственной инициативе, принеся с собой мелодии, музыкальные идеи и образы.

Мне хотелось написать цельную Литургию, чтобы она от начала до конца была пронизана одним настроением, одним внутренним ритмом. Литургию не как серию концертных пьес для хора, а как непрерывно развертывающуюся религиозную мистерию, священнодействие. И мне хотелось, чтобы музыка не отвлекала от молитвы, не шокировала новизной или изыском, а наоборот, помогала человеку войти в молитвенное настроение. В этой музыке я хотел передать те чувства, которые сам испытываю, когда совершаю Литургию.

После «Литургии» я написал «Всенощное бдение»; оно сочинялось в более спокойной обстановке, во время летнего отпуска.

А потом неожиданно – в то время как я ехал из Вены в Будапешт за рулем автомобиля – мне пришла идея написать «Страсти по Матфею». И на обратном пути из Будапешта начали приходить первые музыкальные темы; я стал их записывать. Затем три недели интенсивной работы и еще несколько месяцев работы урывками, и сочинение было готово.

«Страсти по Матфею», действительно, пожалуй, сочинение для русской музыкальной традиции беспрецедентное и, как справедливо отметили критики, новаторское. Может быть, в какой-то степени, в свою скромную меру, мне удалось воплотить в жизнь мечту великого русского композитора Глинки: «повенчать» западную фугу с русским церковным пением. Это, конечно, опыт рискованный, но в данном случае, поскольку сочинение писалось не для храма, я считал, что могу позволить себе такой музыкальный эксперимент. Насколько он удался – пусть судит публика.

С самого начала «Страсти» были задуманы как произведение не для храма, но укорененное в церковной традиции. Мне хотелось перенести в зал атмосферу храма, атмосферу богослужений Страстной седмицы, в частности, Последования Страстей Христовых (службы Двенадцати Евангелий, совершаемой в канун Великой пятницы). Эти богослужения из-за их продолжительности и сложности посещают далеко не все православные христиане, не говоря уже о людях, далеких от Церкви. А между тем, тексты, которые читаются и поются за этими службами, исполнены огромной духовной силы, глубины и красоты. Эти тексты я и взял за основу.

В «Страстях» я использую аскетический исполнительский состав: хоровые голоса и «хор» струнных инструментов. Такой выбор продиктован, прежде всего, сюжетом. Музыка, посвященная Страстям Христовым, не может быть веселой, жизнерадостной, здесь неуместны фанфары и литавры. В то же время, это музыка, исполненная надежды, ибо за смертью следует воскресение.

После «Страстей» я еще написал «Рождественскую ораторию»: здесь уже и настроение иное, и состав шире – два хора, взрослый и детский, полный симфонический оркестр, включая духовые и ударные. Премьера состоится в Вашингтоне 17 декабря, а российская премьера – в праздник Рождества Христова, 7 января 2008 года, в Большом Зале Московской Консерватории.

– Как Вы полагаете: богослужебная музыка сегодня должна приближаться к древнему пению – русскому, византийскому, либо к творениям композиторов XVIII–XIX столетий (партесное пение)?

Строго говоря, каноническим церковным пением для Русской Церкви является знаменное одноголосие. Однако я полагаю, что возвращение к нему в масштабе всей Церкви нереально. Оно будет возрождаться и уже возрождается в некоторых монастырях, в отдельных приходах.

Что же касается музыки церковных композиторов XVIII–XIX столетий, то, мне кажется, ее следует исполнять выборочно. Кстати, музыка XVIII века в наших храмах практически никогда не звучит. В основном звучит музыка XIX и начала XX века – Бортнянский, Ведель, Турчанинов (кстати, протоиерей), Архангельский, Кастальский, Гречанинов и другие. У них много хорошей музыки, хотя есть (особенно это касается Бортнянского) сочинения абсолютно светские по содержанию, стопроцентно «итальянские» по стилю и концертные по форме. Этим сочинениям место не в храме, а на концертной эстраде. В храме музыка должна не развлекать слух прихожан, а настраивать их на молитву.

– Может ли музыка привести человека к вере? Способствовать духовному росту воцерковленного человека?

Думаю, что может. Ведь музыка несет колоссальный эмоциональный и духовный заряд. При помощи музыки можно передать чувства и мысли, которые невозможно передать языком слов. Но заряд, который несет музыка, может быть положительным, так и отрицательным: может вызывать в человеке самые высокие переживания, а может пробуждать самые низменные инстинкты. Я считаю подлинной трагедией то, что значительная часть современной молодежи слушает не классическую музыку, а «попсу» (под этим словом я подразумеваю не эстрадную музыку как таковую, а те ее образцы, которые созданы по стандартам музыкального «ширпотреба»).

– Спрошу Вас как представителя классической музыки: Ваше отношение к «православному року»?

Культура рок-музыки мне настолько мало знакома, что, пожалуй, у меня нет к ней никакого личного отношения. В свое время, в юности, я слушал рок-оперу «Иисус Христос – суперзвезда»: тогда мне эта музыка нравилась, да и сейчас я продолжаю считать это сочинение с музыкальной точки зрения весьма удачным. Впрочем, наверное, и с миссионерской тоже, поскольку в эпоху, когда многие люди вообще ничего не знают о Христе, эта опера позволяет, по крайней мере, узнать, что жил на земле такой Человек, что Он был распят и умер на кресте. Когда я служил в армии, было несколько случаев, что разговоры с солдатами на религиозные темы начинались именно с прослушивания магнитофонной записи этой оперы.
Наверное, каждый человек может служить Богу тем талантом, который ему дан и который он сам в себе воспитал. Самое главное, чтобы он воспринимал свое искусство именно как дар Божий – как талант, который должен быть приумножен и возвращен Богу. Если это произойдет, значит, жизнь прожита не напрасно.

Беседовала Елена Вишковская

__________________________________________________


Не столь часто удается услышать такое произведение, после которого невозможно заснуть ночью. С нескрываемым волнением шел я на первое исполнение «Страстей по Матфею» епископа Илариона (Алфеева), однако накал переживаний от услышанного превзошел все ожидания. Быть может, мне просто близка оказалась эта музыка: и по стилю, и по характеру высказывания, но, если судить по реакции публики, когда до предела заполненный Большой Зал Московской Консерватории в благоговейном безмолвии на протяжении более двух часов внимал этим проникновенным звукам, чтобы в конце взорваться в едином порыве восторженных рукоплесканий, – если судить по этому, – то мои чувства разделяли многие, находящиеся в зале.

В чем же секрет столь редкого единодушного приема этого нового сочинения, написанного не просто нашим современником, но и человеком, облеченным в высокий духовный сан, обладающим огромным не только художественным, но и духовным опытом? На мой взгляд, в глубоко личностном отношении к повествуемым событиям, связанным с последними днями земной жизни Господа нашего Иисуса Христа. Сила этой музыки – в способности заставить людей сопереживать страданиям Христа так, как ощущает их сам автор этой духовной оратории, который посредством музыкальных звуков доносит до своих слушателей собственный духовный опыт, заставляя их стать немыми свидетелями тех страшных Евангельских событий.

Музыка эта современна в первую очередь потому, что близка многим слушателям, она направлена в глубь их души, пробуждает их сердца, взывает к совести и разуму, объединяет их великой «Пиетой» сострадания мукам Спасителя. Невозможно без слез и трепета слышать это изложенное дивными музыкальными звуками всем с детства знакомое трогательное повествование, зримо представлять образы тех далеких событий, которые словно бы происходят в настоящее время, чудесной силой музыки как будто бы приблизившись к нам.

Музыка эта универсальна и всечеловечна: она доступна всем людям без разграничения национальности, без разграничения конфессий. Такое небывалое духовное воздействие музыки никого не может оставить равнодушным, и только греховное чувство гордыни может вызвать какие-либо отрицательные эмоции по отношению к ней.

По широте своего воздействия, по новизне музыкального языка, по глубине духовного содержания, «Страсти по Матфею» епископа Илариона, безусловно, новаторское произведение, не имеющего себе аналогов в отечественной музыкальной литературе. Мне представляется, оно ляжет в основу целого нового направления в нашей музыкальной культуре.